ЧАСТЬ II

ТРИ МИРА, А НЕ ДВА

(эволюционная география)

Начав с четырехлетия, теоретическая история создала себе некий микромир, где носятся мириады элементарных частиц: революции, псевдорешения, вещие сны истории летают но своим малопонятным траекториям, иногда сливаясь в более крупные четырехлетние частицы. В свою очередь крупные по масштабам микромира четырехлетия тоже не одинаковы: одни окрашены в кровавые политические цвета, другие посверкивают металлом экономических противоборств, третьи — во всем блеске идеологических откровений. Во всей этой микромировой арифметической суете, кажется, достаточно мало смысла: история любит большие расстояния. Ей хочется быстрее выйти на рубежи 12-летий, Зб-летий, 144-летий, орудовать веками, а то и тысячелетиями, смешивать коктейли из периодов разной продолжительности (что, если к 1000 годам русской истории добавить 70 лет советской власти и все это разбавить 20 веками христианства?) и ловить в мутной воде рыбку исторического смысла.

Однако, удивительнейшим образом покидая арифметический мир «ядерной» истории, в следующем шаге развития мы попадаем не в «молекулярно-химическую» историю, а, минуя все временные ограничения, сразу же залетаем в астрономический мир глобальных обобщений, мир самых высоких абстракций и одновременно конкретнейших выводов, которые единственно могут нам указать общий смысл истории.

Таким образом, если первая часть книги рисует нижний предел исторической суеты, то уже вторая вырисовывает верхнюю границу, за которую, собственно, история человечества не выходит.

Занимаясь гороскопом, постепенно вникая в магию числа «12», повсеместно и постоянно сталкиваешься с различными вариантами комбинаций 3x4 или 4х3. То 12 знаков разбиваются на три четверки, а то на четыре тройки. Если появляется эволюционно-возрастная шкала знаков, то в ней, безусловно, вырисовываются три периода по четыре возраста, но никогда не два по шесть. Это приучило к мысли о том, что двоичности нет. Нам говорят, что есть молодость и старость, проблема отцов и детей. Но теория убеждает, что в жизни человека три принципиально различных периода (детство, возмужание, зрелость), а проблема отцов и детей обращается в более мирное и гармоничное взаимодействие детей, отцов и дедов. Нам твердят о двух полушариях, о существовании логического и интуитивного мышления, но при более подробном изучении проблемы выясняется, что есть еще мистический и волевой (синтетический) типы мышления. К. Юнг придумал экстравертов и интровертов — два типа векторного отношения к миру. Однако теоретически легко вывести, а на практике доказать, что существует еще и третья векторная характеристика — так называемая ортодоксальность. Единственная двоичность, устранить которую не так просто, это существование двух полов. Хотя совершенно понятно, вопреки некоторым изысканиям, что детство бесполо. Вот вам и третий пол…

Философия любой двоичности — философия противостояния. Если есть мужчины и женщины, то обязательно есть борьба полов, вечное соперничество двух начал. Стоит появиться детям, как очевидное противостояние трансформируется в более сложное и гармоничное взаимодействие. Семьи, где возрастные проблемы сводятся к взаимодействию детей и родителей, склоняются к жестким формам взаимодействия. Если присутствуют бабушки и дедушки, то образуется треугольник, в нем нет явного лидера, и каждая сила при своих козырях. Белые против красных, черные против белых, правоверные против неверных… Любая двоичность — всегда война. Мир устроен более гармонично, и любая двоичность в нем есть явление, далекое от настоящего положения дел.

Истина динамичных систем всегда в троичности, а статических — в четверичности. Рассуждения о двойке, тройке и четверке достаточно распространены в философской, религиозной литературе. Однако в традициях исторической науки торжествовала бинарная философия: Восток — Запад, прошлое — настоящее, язычество — единобожие… В лучшем случае делались попытки поставить то или иное государство, тот или иной народ посередине между Востоком и Западом, что не решает ситуации, ибо подразумевает все тот же конфликт двух начал, борьбу, неизбежность поражения одного начала и победу другого. Главное же заключается в том, что срединное положение подразумевает отсутствие своего лица, раздвоенность сознания, неуверенность, комплексы, историческую неоправданность бытия.

Было бы просто здорово, если бы миров оказалось все же не два, а три. Сразу бы возникла гармония, исчезло противостояние, антагонизм. Однако мир — не иголка, его не затеряешь. Как могли проспать существований третьего мира (не Запад, не Восток, а что?) все, кто занимался эволюцией, историей, религией, философией и т. д.? Видимо, третий мир, если он существует, незаметен именно потому, что в отличие от Востока и Запада, имеющих достаточно стабильные внешние признаки, третий мир, если такой отыщется, всегда новый, всегда слишком слитный с современностью, беспрецедентный, а потому не подверженный обобщению.

Раз уж мы выбрались на такой запредельный, космический уровень разговора о мирах, о троичности и т. д., то стоит поговорить о свойствах ритмов вообще, об их волновой и корпускулярной природе.

Любой ритм мы можем рассматривать как бесконечную волну или движение но кругу (что одно и то же). В самом деле, что толку нам праздновать Новый год, если начало года не в состоянии прервать биологические процессы, не в состоянии начать какой-либо новый период. Конечно, можно утверждать, что год па год не похож и есть смысл отделять один год от другого. Но можно ведь и представить, что для кого-то (врача, учителя, токаря, слесаря) все годы абсолютно одинаковы/а жизнь — всего лишь качание на волне «работа — отдых — работа — отдых».

Разве суточный ритм не вводит нас в состояние, подобное вращению белки в колесе? Встали, поели, пошли на работу, пришли с работы, поели, легли спать, поспали, встали, поели… и т. д. Движение по кругу, качание на волне очень созвучно любым или почти любым природным явлениям. Планеты ходят по кругу, спутники ходят по кругу, Земля вращается, Солнце вращается, все вращается. «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» (Книга Екклесиаста: 1; 5–6).

Если вспомнить о существовании астрологии, то в ней любовь к волновым ритмам доходит до предела, ибо признается влияние не только земных или солнечных ритмов, но также марсианских, юпитерианских… короче, всех планет, да еще астероидов, да еще несуществующих планет и т. д. В результате суперпозиции всех этих волн мы оказываемся в море шумов и звуков самой разной тональности. Все это называется какофонией. В этом большой недостаток чисто волнового подхода. Ни один из ритмов нельзя отсечь, ни один звук нельзя отфильтровать. В результате найти главный, решающий звук очень трудно.

Совсем другое дело, если мы перекуем волну в частицу, превратим движение по кругу в движение по квадрату, введем дискретность. С дискретными величинами легче работать. Неуловимая, изменчивая волна превращается в достаточно короткий перечень цифр. Дискретный ритм подобен нулям, которые либо ранят, либо пролетают мимо, либо убивают наповал, вместо классически-астрологического «то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет». Так что если уж сработает, то с гарантией, а не сработает, так сразу видно будет.

Как из волны сделать частицу? Как из волнового процесса сделать дискретный? Можно по-разному описывать эту трансформацию, но проще всего представить это так, будто бы мы нумеруем или переименовываем отдельные фазы процесса. Допустим, можно указывать час, минуту и даже секунду, а можно просто сказать: это было утром. Можно говорить о хорошей погоде, о ценах на помидоры, о бездарности современной эстрады — и так толком ничего не сказать. А можно сказать одно — единственное слово из двух букв, например, «да», и перевернуть этим словом весь мир.